Но Алик Борисович уже вошёл в палату.
— Как себя чувствуете, девочки? — спросил он, как будто и не прощался с ними два или три часа назад.
Может, он уже вернулся из кино, подумала Юлька. Но что могло случиться? Поссорился с Шурочкой?
— Надеюсь, все в порядке, — сказал Алик Борисович. — А у меня для Алисочки сюрприз. Замечательный сюрприз! Я бы заставил тебя сплясать, но тебе ещё вредно. Можешь собираться домой.
— Как? (Юлька увидела, как Алиса побледнела.) Не может быть!
— Может, может! — Алик так веселился, будто сам вот-вот пустится в пляс. — Все хорошо, что хорошо кончается! За тобой приехал твой папочка. Так что можешь собираться домой.
— Мой отец не может приехать, — сказала Алиса.
— Деточка, не сопротивляйся, — сказал Алик Борисович. Потом он обернулся к Марии Павловне и сказал строго: — Попрошу вас собрать вещи девочки и подготовить выписку.
— Как же так, Александр Борисович? — удивилась Мария Павловна. — Прямо сейчас, на ночь глядя? Нет, я возражаю.
— Попрошу не возражать! — сказал Алик совсем другим голосом. Юля никогда бы и не подумала, что он может разговаривать таким голосом. — Выполняйте моё указание.
— Завтра утром, — сказала Мария Павловна. — Согласно правилам. С разрешения заведующего отделением. На нарушение правил я не пойду. Тем более, что вы, Александр Борисович, уже сменились с дежурства, а дежурного врача нет.
— Я не виноват, что ночной дежурный врач куда-то ушёл, — сказал Алик. — Он за это ответит. Но мы не можем насильно отрывать ребёнка от семьи. Её отец специально приехал из другого города, он переживает, волнуется. Послушайте.
Алик замолчал, и все услышали, как за дверью кто-то громко сопит, а может быть, плачет.
— Вот, — сказал Алик Борисович. — Вы хотите нанести травму и ребёнку и всей его семье из-за каких-то дурацких правил. Идите, приготовьте документ, я подпишусь где надо, и дело с концом. Проявите наконец человеческие чувства.
— Но ребёнку ещё вредно передвигаться. У неё было сотрясение мозга.
— Было и прошло, — ответил Алик. — Я её сегодня осматривал. Ничего с ней не случится.
— Александр Борисович, я вас буквально не узнаю! — воскликнула Мария Павловна. — Вы ведёте себя странно.
— Идите! — сказал Алик. — И ждите на своём рабочем месте. И если вы не сделаете то, что я вам велел, я на вас напишу жалобу.
— Что? — Мария Павловна так удивилась, что чуть в обморок не упала. — Вы… на меня… жалобу?
И тут Алик буквально вытолкнул в коридор Марию Павловну и сказал тому, кто ждал снаружи:
— Заходите, папаша. Ваша дочка ждёт вас с нетерпением.
Оттолкнув Марию Павловну, в палату втиснулся мягкий, весь трясущийся от жира толстяк в тёмных очках и низко надвинутой на лоб шляпе. Это был такой толстый и так странно одетый, словно замаскированный человек, что Юля даже рот открыла от удивления.
— Где моя доченька? — сказал толстяк тонким голосом. — Где моё сокровище? — и он, широко раскрыв толстые ручищи, пошёл прямо к Алисе. — Идём, идём домой, в семью, к папе и маме, — говорил толстяк, надвигаясь на Алису, как паровоз.
— Нет! — закричала вдруг Алиса. — Не смейте подходить ко мне! — она сидела в кровати, прижавшись спиной к стене и закрывшись одеялом до самого подбородка. — Не смейте! Вы никакой мне не отец! Я вас где-то видела, но вы мне не отец!
— Стойте! — крикнула Юлька, которая сразу поверила Алисе. — А то я буду кричать, а вы ещё не знаете, как я умею кричать.
— Погодите, — остановил толстяка Алик Борисович. — Не надо нервировать детишек. У вашей дочери было сотрясение мозга и травма. Она потеряла память. Она вас не узнает, и в этом нет ничего удивительного. И ты, девочка, не волнуйся. Сейчас мы все вместе вспомним, и ты поедешь домой, всё будет хорошо. А ты, Юля, не кричи. Зачем кричать, когда в соседних палатах спят больные дети. Зачем их будить?
— Алиса, неужели ты забыла своего дорогого папочку? — сказал толстяк плаксивым голосом. — Ты забыла, как я качал тебя на ручках? Ты забыла, как мы с тобой летали на…
При этих словах доктор Алик почему-то схватил толстяка за рукав и зашипел, как змея.
— Правильно! — крикнула Юлька. — Ещё надо разобраться, какой он ей отец. У него документы есть?
— Есть у меня документы, — сказал толстяк. — Все документы. — он вытащил из кармана широченных брюк пачку каких-то бумажек и помахал ими перед носом Юли.
— Девочка, не вмешивайся в дела взрослых, — сказал Алик Юльке. — Тебя никто не приглашал. Тебя это не касается.
— Ещё как касается! — сказала Юлька. — Меня абсолютно все касается. Вы даже не представляете, как много вещей меня касается.
У Юльки было такое состояние, что к ней лучше не подходить, особенно если вспомнить, что она умеет царапаться, как кошка, хотя с первого класса не пускала своего опасного оружия в ход.
— Вставай, Алиса, — сказал Алик. — Поторапливайся. Мы убедились, что этот гражданин твой отец. Ты уедешь с ним домой и там сразу все вспомнишь и выздоровеешь.
Алик кивнул толстяку, чтобы он забирал дочку, и тот потянулся к Алисе. Но Алиса вскочила во весь рост и прижалась к стене. Руки толстяка, как клешни рака, сомкнулись в пустом месте.
— Скорей же! — крикнул Алик. — Сейчас придут!
— Они заодно! — крикнула Юлька. — Они заодно!
— Конечно, — ответила Алиса, ускользая из рук толстяка и Алика, который зашёл со спинки кровати, чтобы помочь лже-отцу. — Ты посмотри на его ботинки!
— На чьи ботинки?
— Аликины.
Юлька которая тоже стояла на кровати, посмотрела вниз и сразу поняла, в чём дело: оба ботинка Алика Борисовича были на одну ногу. На правую.