— Доброе утро, — сказала Алиса, увидев, что Юля проснулась. — Как спалось? Не мучили кошмары?
— Меня никогда не мучают кошмары.
— И не снились тебе космические пираты, гости из будущего и всякая фантастическая чепуха?
— Нет, не снились.
— А я уже умылась, причесалась. Пора бежать из больницы, пока ещё чего-нибудь не случилось.
Юлька сразу села.
— Когда они вернутся?
— Я вообще удивляюсь, почему они до сих пор не вернулись. Может быть, не знают, где нас искать.
— Или зализывают раны.
— А знаешь, Юля, я проснулась и думаю: а вдруг ты сегодня решишь, что тебе все приснилось.
— Ну, и что тогда?
— Тогда я бы не стала с тобой спорить.
— Все это пустые разговоры. Надо что-то делать.
— Вот это достойный разговор. И ты что-нибудь придумала?
— Я во сне думать не умею. А некоторые умеют. У нас в классе Фима Королев даже задачи во сне решает. Положит учебник под подушку и решает.
— Учебник он зря кладёт. Учебник здесь ни при чём. Ты сказала, что в классе три Коли. Расскажи мне о них. Кто из них мог это сделать?
— Я уж думала. Всех перебрала. Наверно, Коля Садовский.
— Почему?
— Он легкомысленный, плохо учится, выдумщик и вообще халда.
— Кто?
— Халда. Ну, растяпа, понимаешь?
— А два других вне подозрений?
— Разве можно за мальчишек ручаться?
— За некоторых можно.
— За наших я не поручусь. Ещё есть Коля Наумов. Он спортсмен, закаляется, зимой на балконе в спальном мешке спит. Он с Катей Михайловой дружит, на спортивной почве.
— А третий?
— Третий Коля Сулима. Он ничего, лучше многих. Очень серьёзно математикой занимается, и в планетарии в научном обществе состоит. Он знаешь кем хочет стать? Конструктором космических кораблей… и в шахматы хорошо играет, лучше всех в классе. Но поручиться я за него не могу.
— А этот Коля Сулима, он, наверно, очень хотел бы посмотреть космические корабли будущего, как думаешь?
— Ой! Конечно! Я и не подумала. Нет, ни за кого не поручусь. А хочешь, я сама с ними поговорю?
— Ни в коем случае! Ты ничего не знаешь. Иди мыться. Умывальник за стенкой.
Когда Юлька мылась, заглянула Мария Павловна.
— Как спалось на новом месте? — спросила она.
— Спасибо, хорошо, — сказала Алиса. — А в нашей палате окно уже вставили?
— Нет ещё. Стекольщик не приходил. Ты помнишь, Грибкова, что ты сегодня выписываешься?
— Да. За мной днём бабушка придёт.
— А я когда выписываюсь? — спросила Алиса.
— Вот придёт доктор и скажет. Но куда ты денешься, девочка?
Мария Павловна замолчала, словно ждала, не заговорят ли девочки о ночном происшествии. Но девочки молчали. И даже не улыбались. Наконец Мария Павловна спросила:
— А вы вчера не напугались?
— Почему?
— Когда окно вылетело.
— Нет, не испугались, — сказала Алиса. — Иногда ветер бывает ещё сильнее. Я читала, как ветер унёс целый дом с девочкой и её собакой и забросил за горный хребет.
— Не может быть! — воскликнула Мария Павловна.
— Я тоже читала, — сказала Юлька. Во рту у неё была зубная щётка. — Ошшеии изууоо оода.
Алиса поняла, что Юлька хотела сказать «Волшебник Изумрудного города».
В этот момент дверь широко распахнулась, и вошёл доктор Алик Борисович.
— Доброе утро, погорельцы! — громко сказал он с порога. И очень удивился, потому что при виде его Мария Павловна широко раскинула руки и, как наседка крыльями, прикрыла Алису. Алиса вскочила во весь рост на кровати и отступила к стене, а Юлька чуть не проглотила зубную щётку, и у неё изо рта пошли пузыри из зубной пасты.
— Что вы воззрились на меня, как на тень отца Гамлета? — спросил Алик Борисович.
Юлька смотрела на его ботинки — на правой ноге был левый ботинок, а на левой ноге правый.
Это был ложный Алик!
— Не смейте приближаться к детям! — сказала Мария Павловна. — С меня хватит ночного происшествия. Или я немедленно вызову милицию!
Юлька выплюнула зубную щётку, щётка упала на пол, и Юлька сказала с белыми зубами:
— Ботинки! Алиска, смотри на ботинки!
Алик тоже посмотрел на ботинки.
— Ну, дожил, — сказал он, садясь на корточки. — А я думаю, почему это мне с утра так неудобно ходить. Да пусть простят меня дамы за то, что раздеваюсь в их присутствии. Видно, из меня скоро получится великий человек. Рассеянность уже есть, таланты будут.
Алик расшнуровал ботинки, поднявшись, вылез из них, постоял в одних носках и потом довольно неловко, скрестив ноги, сунул их в правильные ботинки — правую ногу в правый, а левую в левый. Снова присел на корточки и принялся их зашнуровывать.
— Однако, — продолжал он, — моя рассеянность не основание для паники, охватившей благородное общество. Что же вас так напугало в моём облике? Неужели человек, надевший ботинки не на ту ногу, страшнее дракона?
Алиска тем временем снова села на кровать и сказала:
— Юлька, мойся дальше. А то у тебя вся физиономия в пасте.
— Но ботинки…
— Он же их переодевает. Как и положено. Понимаешь? Он настоящий.
— Как настоящий? — спросил Алик. — Я очень даже настоящий. С меня только что взяли профсоюзные взносы за три месяца. Если бы я был не я, больше чем за два месяца никогда бы не взяли. Вы как думаете?
— Вообще не взяли бы, — сказала Алиса. — А как вам кино понравилось?
— Вы и об этом информированы? Кино было скучным, но остальное великолепно. Вы это хотели узнать?
— Простите, Александр Борисович, — вмешалась Мария Павловна. — Скажите, пожалуйста, со всей откровенностью: вы вчера поздно вечером возвращались в больницу?
— Мария Павловна, вы меня об этом спрашивали вчера в половине двенадцатого ночи.